Мэйсон стоял на крыльце дома Бриджит, сжимая в руке два стаканчика с кофе. Он намеренно пришел на несколько минут раньше, чтобы застать ее врасплох. Утренний воздух был свеж, а небо затянуто тонкой пеленой облаков — идеальная погода для поездки. Ночь выдалась беспокойной: воспоминания о вчерашнем инциденте в архиве преследовали его, заставляя снова и снова прокручивать в голове каждое прикосновение, каждый вздох.

Он поймал себя на том, что разглядывает окна её дома, гадая, спала ли она так же плохо. Эта мысль вызвала у него странное удовлетворение — представлять, как она ворочается в постели, думая о нём. О его руках, о том, как близко они подошли к черте. Мэйсон поправил воротник рубашки свободной рукой. Сегодня он оделся тщательнее обычного: тёмно-синяя рубашка, подчёркивающая широкие плечи, и брюки, которые сидели безупречно. Не слишком формально, но достаточно элегантно.

Когда дверь открылась, Мэйсон не смог сдержать улыбку. Бриджит выглядела иначе — макияж, который она обычно не носила, подчеркивал ее глаза, делая их еще более выразительными. Он отметил это изменение, но решил пока не комментировать.

— Доброе утро, произнес он, протягивая ей один из стаканчиков. — Латте с ванилью без сахара на кокосовом молоке. Если память мне не изменяет.

Он внимательно наблюдал за ее реакцией. Помнит ли она, что именно такой кофе заказывала три года назад в парке? Мэйсон специально остановился в той же кофейне, что и тогда — маленький жест, призванный напомнить о прошлом, о времени, когда она смотрела на него без ненависти и подозрения.

— К труду и обороне? он позволил себе лёгкую усмешку, протягивая ей стаканчик. — Всегда. Хотя не уверен, от кого нам придётся обороняться больше — от подозреваемых или друг от друга.

Его взгляд на мгновение задержался на её губах, прежде чем вернуться к глазам. Это было намеренно — короткое напоминание о том, что произошло вчера. О том, что повисло между ними, невысказанное, но ощутимое, как статическое электричество перед грозой.

Разбитые костяшки правой руки всё ещё саднили — напоминание о его вспышке в архиве. Мэйсон не стал прятать руку или маскировать повреждения. Пусть видит. Пусть знает, что делает с ним. Какие эмоции пробуждает. Это была слабость, но также и власть — показать, что даже он, человек, привыкший контролировать других, может потерять контроль из-за неё.

— Твоя машина — твои правила, согласился он, следуя за ней к автомобилю. — Хотя должен признать, после вчерашнего я бы предпочёл более... уединённое место для нашего расследования.

Мэйсон наблюдал за тем, как утренний ветерок играет с её волосами. Что-то в этой картине — Бриджит в утреннем свете, с ключами в руках, решительная и уязвимая одновременно — вызывало в нём странное чувство. Не просто желание, хотя оно определённо присутствовало. Что-то более сложное, почти... защитническое? Он отбросил эту мысль. Такие эмоции были ему чужды и опасны.

Ночью он думал о том, как будет вести себя с ней сегодня. Продолжить напор? Отступить, заставив её сомневаться? Мэйсон решил действовать по обстоятельствам, наблюдая за её реакциями. Игра была слишком увлекательной, чтобы придерживаться жёсткого сценария.