Ветер, дождь, приливы… Вся печаль стекает в океан.
Корабль - лишь точка посреди синевы. Синева эта ощутимо выгибается куполом, и если бы не рябь и волны, то она могла бы стать идеальной геометрической сферой, по которой ползёт крохотное творение рук человеческих. Возможно, что и не только человеческих.
О, самим пассажирам судна оно казалось огромным и величественным. Для разумных обитателей это было убежище, тонкая деревянная оболочка, отделяющая их от бесконечности. Бесконечности неба, бесконечности моря, бесконечности смерти. Для крыс и ещё более мелких вездесущих обитателей - целая вселенная, где они рождались и умирали. Кто-то верил, что у корабля есть душа. Конкретно у этого душа была похожа на душу утки. Он был пухлым и не слишком скоростным торговым судном с немалой грузоподъёмностью, укравшей у него скорость и раздвинувшей борта. Он величаво покачивался под распущенными изящными парусами и, казалось, мечтал о полёте. Но шёлк, чай, железные слитки и все прочие элементы экономики лишали его этой возможности. В бортах торчали стволы нескольких пушек, потому что не только он стремился пересечь морские просторы.
Кончалась вторая неделя пути, и Фератейн уже был готов провалиться в летаргический сон, чтобы скрасить время тоскливого ожидания. Возможно, он бы так и поступил, если бы не рисковал проснуться среди акул, потому что команда решила бы, что он труп. Недалеко от истины, но переходить определенные грани Фератейн не собирался.
Его срочно вызвали в Лиаван по семейным делам с помощью весьма неприятного сна. И видит Вакх, морские путешествия были одним из самых скучных способов перебраться из точки в точку. По суше этот путь занял бы в полтора раза больше времени, но там хотя бы были леса, города, встречные повозки, лошади, деревни, коровы на полях в конце концов. А не синяя пустота, наполненная звёздами. Только на них и оставалось смотреть. Хотя они отчасти компенсировали лишения.
Днём на борту Фератейн, конечно же, не появлялся.
Ему пришлось купить место на торговом судне, потому что ближайший пассажирский рейс в нужном направлении случился бы только через неделю. Команда его избегала, только капитан вечерами приглашал на ужин, наслаждаясь возможностью поболтать о нюансах политики и культуры с лиаванским аристократом. У капитана была неплохая кровь. Он не так злоупотреблял солониной, как остальная команда. К сожалению, выбирать было особо не из кого.
Весь день Фератейн спал в своей каюте. Это было довольно просторное помещение, явно относящееся к навигации. Тут оставался огромный стол, неплохой набор мебели, все стены были увешаны картами, а книгами были забиты целых два шкафа. Все книги оказались по навигации. Они неплохо помогали поскорее заснуть. Просыпался Фератейн только к вечеру и выходил на палубу.
Там он, на корме, вдали от всех, негромко играл звёздам сюиту бесконечности. Звёзды не отвечали. Но хотя бы были великолепно красивы.
Фератейн готовился к очередной страшно скучной ночи. И совершенно не ожидал, что сегодня всё будет иначе.
По пути к Лиавану почти все тезейские корабли были вынуждены проходить мимо Штарграйдена. Это означало серьёзную угрозу пиратов. Они периодически становились активнее, иногда затихали, особенно после рейдов, но были где-то всегда. Фератейн замечал, что иногда команда с огромным подозрением смотрит на всё, нарушающее гладкую размытость линии горизонта.
Поэтому крики с палубы сразу подсказали, что может происходить. Фератейн мгновенно проснулся и выглянул в коридор из своей крохотной каюты. Он увидел бегущих людей, обменивающихся резкими криками и командами на специфичном сленге, не всегда понятном. Он поймал за руку одного из матросов, пребывающего в состоянии предельного ужаса.
– Что происходит?
Тот только открыл рот и тут же его захлопнул, глядя в глаза вампиру. Фератейн отправил успокаивающий импульс, перетекший из его руки в кисть человека. Тот слегка обмяк, страх в его глазах стал более осмысленным.
– Пираты! Гонятся за нами! Спрячьтесь в каюте!
Фератейн разжал пальцы, матрос тут же рванул дальше. Вампир отступил внутрь помещения, решая как поступить.
Это нельзя назвать страхом… Страх подразумевает бездумность и иногда панику. На такие эмоции Фератейн был неспособен по природе своей. Напротив, мир вокруг словно стал кристаллизоваться, приобретая неестественную даже для вампира ясность, вычерчивая очертания каждого предмета, движения воздуха и варианта развития событий. Топливо для этого - подобие страха, того, что испытывают бессмертные, ощущая, что вечность может закончиться. Фератейн оглянулся, решая, следует ли брать что-то с собой. Оружия у него не было, но это и не столь важно - вряд ли кто-то из людей сможет дать ему отпор, а при необходимости он легко завладеет чьей-нибудь саблей. Поэтому он взял только самое дорогое и важное - свою скрипку - и выскользнул в матросский кубрик, где замер у стены, не давая никому себя заметить. Он прислушивался к топоту на верхней палубе, прямо над головой.
Нет ничего более бесполезного, чем вампир посреди моря на атакуемом судне в яркий полдень.
Он даже не мог выйти наверх, чтобы оценить ситуацию. А в мыслях людей вокруг царил сумбур, не позволяющий сфокусировать точный вектор развития событий. Фератейн всё же подошёл ближе распахнутому сейчас люку, ведущему наверх. Он сощурился, пытаясь свыкнуться со стеной белого света, сквозь которую с трудом угадывалась пронзительная синева неба и очертания остального мира под ним.
– Не отстают!!
– Маневрируем!
– Оооо, ЧЕРТ!!!
Раздался свист воздуха, звук резкого удара и тут же - надрывный и оглушающий хруст древесины. Паруса затрепетали, а потом и вовсе смялись под давлением падающей мачты. Верёвки толщиной с руку лопались, не сумев её удержать. Она рухнула на палубу, разбивая доски, поручни, накрыв обрывками парусов не успевших убраться с её пути людей. Фератейн оскалился и отступил назад, в тень. Корабль содрогался и скрипел. Потом начались резкие толчки, сопровождающиеся грохотом - ожили пушки, пытающиеся отогнать преследователя. Но почти тут же доски затрещали ещё раз, и в одном паническом вопле удалось с трудом разобрать:
– Это Алдер! Нам конец!
– Бей их!!!
Если раздался приказ об атаке - значит, пираты уже на борту. Фератейн не знал, кто такой Алдер, но команда “Тезейской Нимфы” явно была осведомлена. Он отступил ещё глубже, а потом спустился на нижнюю палубу. Потеря мачты, а может и не одной, удары и попадания по бортам разбалансировали структуру корабля. Его качало почти как во время шторма, а из недр доносились звуки стонов древесины, словно испуганные крики огромного раненого животного. Часть ящиков с грузом сдвинулись со своего места. Крики снаружи почти не доносились, но бой переместился ниже. Фератейн отчётливо ощущал вспышки гаснущих сознаний.
В трюм кто-то вошёл.
Он скрылся за переборкой.
– Мать честная, да это добро даже не влезет на “Баронессу”!
– Пошли, сообщим капитану!
– Надо сначала проверить.
Фератейн вжался в дерево, проецируя вокруг себя нежелание изучать тот угол, где прячется. Тут не на что смотреть. Тут только тени. Впереди что-то интересное, но не здесь.
Оба пирата прошли мимо, не опуская кривые сабли и пистоли. Они выглядели очень внимательными, имели жестокий оценивающий блеск в глазах. Но, вопреки всем морским легендам о пиратах, не слишком отличались от матросов торгового судна. Они поверхностно оглядели трюм, с присвистыванием ощупали несколько рулонов ткани, а после двинулись к выходу. Фератейн лихорадочно соображал, что можно сделать в такой ситуации.
Ускользнуть на лодке? Под солнцем, чтобы в итоге кто-то нашёл великолепно прожаренного джентльмена через неделю-другую.
Попытаться перебраться на пиратский корабль? Это возможно, но вот в пути шансов скрыться почти нет.
Попытаться договориться с пиратами? Они не убили многих на “Нимфе”. Возможно, что…
В скрипящей тишине трюма раздались шаги.
Они были более медленными, тяжёлыми, устойчивыми, чем у остальных. Звук дыхания показался более громким и прерывистым.
Фератейн осторожно выглянул из-за переборки и увидел стоящего посреди прохода человека. Он был высоким и довольно худым, но слишком широкие плечи заставляли его немного сутулиться. В его руке был окровавленный топор. В почти полной темноте трюма было сложно точно разглядеть его лицо. Но Фератейн был уверен - он принюхивается. Лицо человека почти без сомнений повернулось в сторону вампира. Он приоткрыл губы словно бы в улыбке и едва слышно заклокотал горлом.
Фератейн резко спрятался обратно за переборку и тут же перебрался на ящики. По ним он отступил и змеиным движением перебрался за следующую переборку. Человек пошёл вперёд, уже почти беззвучно даже для вампирского слуха и негромко произнёс сквозь тихое эхо криков сверху и треск дерева:
– Я чувствую тебя, матрос. Выходи.
В его тоне ощущались нотки превосходства и неприкрытой угрозы.
– И никто не пострадает.
Вампир незаметно для себя оскалился и замер, бережно скинув с плеча лямку футляра со скрипкой и почти распластавшись на ящиках. Он не двигался, только его глаза наблюдали за приближением человека. Человека ли? Фератейн пытался прощупать его мысли, и ощущал в них клубок инстинктов, жажды крови и некоторой спутанности мышления между человеческим и звериным. Он прошёл мимо задержавшего дыхание вампира. И остановился. Но оглянуться не успел. Фератейн спрыгнул с ящиков и обхватил предплечьем его шею, пытаясь её свернуть. Оборотень гортанно зарычал и завертелся, пытаясь схватить атакующего и сбросить с себя. Вампиру показалось, что под его рукой напряглись стальные жгуты. Фератейн едва слышно усмехнулся, его голова опустилась, и он вцепился клыками в шею оборотня, не деликатно прокусывая артерию, а пытаясь перебить все связки.
Оборотень мотнул головой, а потом резко подался назад, намереваясь врезаться спиной в переборку и тем сбить с себя вампира. Фератейну пришлось разжать руки и отпрыгнуть в сторону. Но оборотень был значительно быстрее любого человека, он изогнулся и оттолкнулся от стены, использовав инерцию для разгона. Он не выронил топор и сейчас размахнулся им, но этот же жест открыл его оборону. Вампир успел проскользнуть мимо и нанести несколько молниеносных ударов по незащищённым рёбрам, а после ударил по запястью, пытаясь его ослабить. Оборотень выронил топор и рыкнул. Фератейн, ощущая, как его клыки удлиняются от горячки боя, опустил голову и зашипел в ответ, как дикая пума.
– Кинь собаке косточку.
– Ах ты ублюдок!
Фератейн увернулся от удара и парировал:
– В отличие от вас мы чтим породу.
Оборотень разозлился так, что его ярость клокотала в эмоциях алым туманом. Фератейн кружил вокруг, не давая коснуться себя и ментально подогревая оборотня, заставляя окончательно потерять контроль. Тот вкладывал в каждый удар куда больше сил, чем мог бы, а потому уставал и замедлялся.
– Ты медленный. Я успел пересчитать всех твоих блох.
Оборотень атаковал. Он вложил в эту атаку очень много энергии. Фератейн перехватил его запястье и дёрнул вбок, переводя силу удара в падение. Оборотень грохнулся на пол, а вампир вывернул его руку до хруста и потянул на себя, одновременно поставив ему ступню на спину. Секунду он выравнивал дыхание, а потом сдул рассыпавшиеся волосы с лица и сообщил:
– Теперь будешь отвечать на вопросы.

Зато это прекрасно ощущал Фератейн.
Корабль продолжал хрустеть и скрипеть, а сквозь палубы доносилось эхо голосов. Но Алдер услышал неуловимо тихий шорох сбоку от себя и мгновенно перевёл пистолет на тёмный силуэт. Тот не пошевелился, в тусклом трепещущем свете лампы было видно обтянутый тёмной кожей футляр за его спиной и его лицо, напряжённое и очень сосредоточенное. К тому же испачканное в крови оборотня. Он замер настолько неподвижно и был настолько готов к возможному бою, что казался единственным стабильным объектом в покачивающемся корабле. Но он не атаковал, не убежал и не попытался скрыться, а только негромко произнёс:
– Ты вампир. Из какого ты клана?
– Я из клана дрейнских свободных мореходов, - незамедлительно ответил ему Алдер.
Его заинтересованность в другом вампире всё ещё слабо ощущалась, но теперь её вектор изменился. Он не опустил оружие и с места не сдвигался; единственным подвижным объектом в трюме оставался Харпер, который изо всех сил сдерживался, чтобы не стонать вперемежку с рычанием и бранью.
– Не знал, что тезейские торговцы берут на борт такой… груз.
Второй вампир фыркнул. В его глазах, кроме тяжёлой внимательности, мелькнули искры лёгкого раздражения и оценки.
– Обращённый? – с едва ощутимой ноткой надменности спросил он. – Впрочем, неважно.
Он не разрывал зрительного контакта, и даже не вздрогнул, когда сверху донёсся очередной резкий скрежет, а позади заворчал покусанный старпом.
– И каковы мои шансы на выживание? – почти будничным тоном спросил вампир. – Должен ли я сражаться за свою жизнь или у тебя какие-то другие планы?

Ощущение липкого холода усилилось.
Фератейн не сопротивлялся, не двигался и всячески показывал свои мирные намерения.
Ему действительно не было смысла сопротивляться. Точнее так - он мог бы сопротивляться, показать тут великолепное шоу, возможно, окончательно откусить оборотню голову, возможно, что оборвать крылья этому вампиру-капитану и вбить оставшиеся пистолеты ему в глотку, а потом закусить остальной командой, чтобы восполнить потерянные запасы и просто развлечься. Но шансов на победу было мало, даже если эта мысль причиняла дискомфорт и неприятно давила на гордость.
Именно поэтому Фератейн продолжал спокойно ждать, не выпуская из поля наблюдения ни капитана, ни едва слышно поскуливающего оборотня. Но когда он услышал последние слова, то даже выпрямился и сощурился.
Тейн вполне понимал, что не стоит заигрывать с пиратами, а тот факт, что их капитан вампир не является гарантией безопасности. Скорее напротив. Вампиры - территориальные хищники и появление себе подобного для них скорее может служить нарушением границ своего владения. Но всё же убить вампира значительно тяжелее, чем человека или даже оборотня.
И никто не отменял самоуверенности.
Фератейн улыбнулся, а потом едва слышно коротко рассмеялся и скрестил руки на груди. Оборотень за его спиной издал сиплый гортанный рык, но Тейн не обратил на него никакого внимания.
– Кровосос это довольно обидно, – сообщил он тоном, в котором странным образом сочетались юмор и эхо угрозы. – Можете называть меня Лорд Ночи, так лучше. Я могу представить, какой выбор ты мне дашь. Скорее всего остаться на корабле, без мачт и прочего, который найдут в лучшем случае недели через две, если повезёт. Или проследовать на твой корабль и дать весточку своей семье с требованием определённой суммы. Сразу говорю: я согласен на второе. А ещё я чувствую, что ты меня не боишься, вампир. Но я чувствую, что твой ручной волк опасается за тебя. Кто из вас прав?
Холодный взгляд капитана “Баронессы” замкнулся на сапфирово-синих глазах, сквозь которые смотрела сама вечность - и все сопутствующие ей пороки. К общей смеси из отголосков презрения, осколков любопытства и перспективы получить выгоду добавилось нечто новое - удовлетворение. Не то чувство, которое испытывают, получив порцию недвусмысленных угроз, запрятанных между учтивыми словами.
– Похоже, что здесь правы мы все, - с тонкой улыбкой резюмировал капитан Алдер, а затем с явной сноровкой неожиданно изящно поклонился. - В таком случае вас примут на борту “Возмездия Баронессы” со всеми почестями, Ваше Высокотемнейшество?...
Одна бровь вампира удивлённо приподнялась, пока он одними глазами следил за действом. На губах появился слабый призрак улыбки, но непонятно, насмешливо-самодовольной или просто кривой.
– Фератейн ван дер Хайде, – представился он, не совершив ответных действий, требуемых этикетом. – А вы, как мне известно, капитан Алдер?

– Вот как? – очень холодно произнёс Фератейн, не отводя взгляд, и сделал шаг навстречу.
Он не испытывал и капли доверия к пиратам. Пусть капитан проявлял качества, скорее свойственные офицеру флота, чем головорезу, а его обещания были очень неожиданными. Но он был корсаром. Каков шанс попасть к честному разбойнику? Какой честный, эээ, вампир может заняться этим промыслом? Принцип бритвы Оккама ещё не сформулировали, но это его не отменяло. Фератейну очень не хотелось умереть ради чьего-то развлечения, а подобное могло произойти. И свою жизнь в случае чего он намеревался продать предельно дорого.
Он вобрал в себя всю энергию, что была вокруг… Шум моря, треск дерева, хлопанье обрывков парусов… Человеческие крики, голоса, мысли… Дальше… Эти мысли забивали восприятие, отдаваясь отголосками в шелесте морских волн. Это было похоже на звук настраивающего инструменты оркестра. Можно уловить общий фон, направленность, диссонансы и консонансы, но никакого намёка на мелодию и не отследить каждый инструмент. Выделялись только мысли оборотня, очень обиженные, преданные и, можно сказать, воняющие псиной. И размышления вампира. Его разум, его мысли словно были окружены сопротивляющейся упругой плёнкой. Но она поддавалась. Фератейн направил вектор своих мыслей. Нельзя слишком сильно давить, потому что любой разум будет сопротивляться, подсознательно, даже если его обладатель не знает о вторжении. Его натура, та, что заставляет отдёргивать руку от пламени или поднимать в случае угрозы телеги одной рукой, будет защищаться. Она ощутит чужое присутствие, как жуткое трепыхание крыльев бабочки в своей глубине, чужеродной, подчиняющейся чужой гармонии.
И ответный удар всегда превосходит все ожидания. Поэтому Фератейн коснулся этой плёнки очень мягко, как стрела может войти в воду, не потревожив её гладь. Он искал… Он старался выключить свои мысли, чтобы не спровоцировать зверя в подсознании… И он нашёл.
Фератейн удивлённо вскинул брови и едва заметно подался назад.
– Ты не лжёшь, капитан Алдер.
– Если это не вопрос, - прошипел пират-вампир, уже более открыто являя свою истинную сущность, пока за его спиной в трюм спускалась плоская платформа, закреплённая на четырёх канатах, - то ты только что лишил себя права свободного перемещения по моему судну.
– А оно было? – с едва заметным отзвуком горечи спросил Фератейн, глядя на опускающуюся платформу, потом спокойно продолжил. – Я не могу читать твои мысли, пират. Только ощутил намерение. Твой создатель тебя этому не научил? Я могу научить… Если выживу, конечно.
– Как я уже говорил, Фератейн ван дер Хайде, - ответил ему Алдер, снова отступая в пятно света, и взялся рукой за трос, помогая стабилизировать платформу, - мне на тебя плевать. Как и на всё, чему ты можешь меня научить. Сделка. Гаррет!
– Да, капитан, – ответил принадлежащий старпому голос из тени трюма.
– В этих рулонах плотная ткань. Она закроет нашего нового знакомого от солнца. Отрежь так, чтобы ему хватило.
– Слушаюсь, капитан.
Старпом звучал угрюмо. Он не хотел помогать этому вампиру. Но приказу Алдера подчинился беспрекословно. Это только закрепило впечатление верного пса, исключительно лояльного хорошо обращающемуся с ним хозяину, о чём бы тот ни попросил.

Фератейн внимательно оглядел помещение и только после этого стянул с себя отрез ткани, который отбросил на ближайший стул. Та издала тихий богатый шелест, а плотник угрюмо шмыгнул носом, глядя себе под ноги. Мысли его были заполнены глухим ужасом, гневом и желанием жить. Но также он понимал, что особых шансов у него нет.
Фератейн поправил футляр со скрипкой на плече и с вежливым интересом в глазах повернулся к капитану и растерянному плотнику, не до конца понимая, почему находится здесь, а не в кандалах где-нибудь в трюме. Он едва заметно склонил голову набок, думая о том, что, вероятно, Алдер желает показать шоу, устрашающее или поучающее. И вряд ли оно будет приятным для восприятия.
Капитан же лишь отодвинул ещё один стул, достал из сундука лист чистой бумаги и, схватив плотника за плечо, силой заставил его усесться за свой стол. После чего придвинул к нему чернильницу с пером и приказал:
– Пиши. Если не можешь писать - рисуй.
Парень поднял на пиратского капитана растерянный, моляще-недоумённый взгляд.
– Что писать?..
– Всё, что знаешь, - склонившись над ним, доходчиво пояснил Алдер.
Плотник, обливаясь холодным потом, предпочёл вопросов больше не задавать. Трясущейся рукой он принялся выводить на бумаге какие-то каракули. А пиратский капитан снова обратил взгляд на приглашённого вампира.
– У тебя весь подбородок в крови. Пока не подташнивает?
Фератейн спохватился и провёл рукой по лицу, потом посмотрел на ладонь. Кровь оборотня уже высохла, оставалась на коже шершавыми разводами и стираться не желала. Вампир пожал плечами, потом бросил короткий взгляд на тщательно выводящего что-то на бумаге плотника. Он ограничивал подбор терминологии.
– Такие, как он, не входят в мой рацион, – сообщил Фератейн. – Может спокойно зализывать свою шкуру.

Фератейн тоже проследил взглядом за рукой капитана на плече плотника. Такая прямота речи означала для него только одно - его в живых не оставят. Зачем церемониться перед мясом? Особенно если сказанное - правда. В голове человека воцарился ужас обречённого осознания. Он слепым взглядом смотрел на лист желтоватой бумаги, а перо подрагивало в его пальцах. Плотник не был дураком, он понял всё. На секунду в его душе возник дополнительный вихрь: желание указать совершенно неверные места недавнего ремонта “Нимфы”, чтобы выиграть время если не для себя, то для остальной команды. Потому что, кажется, он понял, для чего всё это пишет… Но жажда жизни и страх победили. Он продолжил писать правдивые факты.
Фератейн ещё секунду молчал, думая, не вмешаться ли в мысли плотника, но потом поднял глаза на капитана.
– Обычно оборотни не так сговорчивы. Как ты сумел его приручить?.. Впрочем, неважно, – пауза. – Проблема питания в море действительно решается сложно. Один из пунктов, почему я не люблю путешествовать по воде. Приходится запоминать смены матросов и тех, кто… служил источником недавно. А различать их непросто, даже по запаху.

Фератейн опять замер изваянием, изучающе и без страха глядя на капитана Алдера. В этом спокойствии было даже что-то оскорбительное. Вампир уже выдал, что не желает умирать. Но, возможно, был определённый предел униженности, до которого он мог согласиться опуститься - из расчёта, что с некоторыми воспоминаниями жить потом может быть омерзительно. Гордыня - страшный порок.
Но тут было и что-то ещё. Возможно, в его взгляде и было что-то от превосходства. Но это было превосходство не того типа, каким награждают таракана или мартышку на верёвке. Это был тот взгляд, каким смотрят на ещё не слишком опытного младшего товарища.
– Ты говоришь о равноправии, – негромко, задумчиво и почти гипнотически произнёс Фератейн, – но доминируешь над каждым на корабле, не говоришь им правду. Ты говоришь о власти старпома, но он ловит каждое твоё слово. Ты доминируешь и властвуешь, считаешь себя иным - но аналогичное мнение обо мне составил за минуту и держишься его. Скажи, капитан Алдер, ты редко видишь кого-то, кто может послужить тебе зеркалом, верно?
Движение, которым пират почти мгновенно оказался подле Фератейна, глядя ему прямо в глаза, было быстрым, стремительным и по-змеиному пластичным.
– Верно. Хочешь указать мне на мои пороки? Я с ними прекрасно уживаюсь. Воспринимай их как ещё одно, негласное правило на моём корабле.
Взгляд капитана Алдера обещал Фератейну прогулку по доске с борта прямо в открытое море. Но вот энергополе - сообщало совершенно об обратном. Он испытывал нечто вроде удовлетворения. Причём крайне специфического, того, которое переживают, встретив по-настоящему равного противника.
– Мне не очень нравится мысль о том, что следующие несколько недель у меня на борту будет находиться другой вампир. Я в целом не очень-то люблю других вампиров. Но ты мне нравишься, Фератейн ван дер Хайде. Быть может, часть того, что я тебе сообщил, является не совсем правдой.
Алдер криво усмехнулся и, не отводя взгляд от глаз Фератейна, протянул ладонь, предлагая ему рукопожатие.
– Рей Алдер. Это для других я капитан. А ты - должен знать, с кем ты заключаешь сделку.
Губы Фератейна задумчиво приоткрылись, а глаза опустились к протянутой руке. Этот жест мог значить куда больше, даже если учитывать более-менее очевидные скрытые мотивы. Алдер выглядел самодуром, вряд ли он приемлет кого-то хоть сколько-нибудь доминантного на своём корабле, если он не пленник. Поэтому Фератейн не обольщался о своём положении. Это мог быть и жест агрессии. Вполне возможно, что как только он сожмёт пальцы пирата, то окажется в захвате, возможно с попыткой свернуть шею за непослушание. Но и отклонить жест было бы ошибкой. Поэтому Фератейн сочетал два движения - он едва заметно повернулся, протянутой в ответ рукой скрывая то, что отвёл назад левое плечо, чтобы отразить возможную атаку.
Но её не последовало. Судя по всему, судя по эмоциональному фону, второй вампир и не собирался атаковать, даже несмотря на словесную пикировку ранее.
– Ты знаешь моё настоящее имя, капитан Алдер, но имей в виду, что в этом десятилетии люди знают меня как Матиаса Рейтера. Чтобы ты знал, за кого требовать выкуп. 
Алдер улыбнулся шире. Только теперь стали видны его заметно удлинившиеся клыки.
– Матиас Рейтер, значит, - отдалённая вспышка едва уловимого отголоска недоверчивой неискренности. – Я запомню.
Со стороны плотника раздался шуршащий шлепок брошенного с размаху на бумагу пера. Алдер медленно повернул голову. Парнишка сидел, обхватив голову руками, и покачивался на стуле, впав в совершенно коматозное состояние.
– Я закончил… - тихо проскулил он. – А теперь убейте меня! Убейте! Пожалуйста… только быстрее! Скорее… убейте меня!..
Рей снова повернулся к Фератейну.
– Выполнишь одну просьбу? А взамен эта каюта на время путешествия будет полностью твоя.
Губы Фератейна тронула едва заметная кривая усмешка без капли веселья. Капитан Алдер явно изначально собирался запереть его в этой каюте. Вполне логичный, пусть и не слишком выгодный для Фератейна ход: фактически деревянная клетка посреди залитой солнцем палубы. А раз Алдер предлагает это с такой лёгкостью - значит из неё нет никаких скрытых выходов.
Просьба же может быть какой угодно… И скорее всего она касалась плотника. Первый резкий ответ Фератейн подавил. Он опять коснулся разума капитана, пытаясь прочесть его мотивы. Он не мог читать слова в разумах, но обычно невысказанные фразы, ждущие своей очереди, были облечены во вполне понятные образы, скорее на уровне ощущений, цветов и размытых фантомов, предполагающих будущие действия. И да…
Глядя в сторону, Фератейн удивился вслух:
– Стереть память плотнику? Не убить?
– Крайне занятно, - повторил Алдер вместо ответа, а затем утвердительно кивнул. – Если ты умеешь узнавать мысли и считывать намерения, значит, ты умеешь и менять их ток. Пусть… забудет всё, что здесь узнал.
Секунду Фератейн задумчиво смотрел на Алдера, но потом кивнул. Он мог бы воспротивиться, мог просто свернуть плотнику шею, мог начисто отказаться от эмпатии. Отказаться от эмпатии ещё века полтора назад… Но он этого не сделал тогда. И не собирался делать сейчас.
Фератейн отступил на шаг назад и осторожно снял с плеча футляр со скрипкой. Он положил его на стол и щёлкнул замками. Под обтянутой кожей деревянной крышкой оказалось бархатное ложе, в котором лежал инструмент, идеально гладкий, блестящий полировкой и лаком, выглядящий так, словно был закончен всего день назад. Но каким-то образом, как от самого Фератейна, от неё исходило ощущение времени.
– Так будет проще, – немного рассеянно сообщил он, бережно, словно любимое хрупкое животное, вынимая скрипку из её ложа и снимая смычок из паза в крышке.
После он коснулся струн пальцами, едва заметно подкрутил один из колков и прижал её к плечу. Он замер и закрыл глаза, несмотря на близость врага. Смычок едва заметно подрагивал над струнами, словно выбирая, с чего начать. Плотник поднял на вампира полные ужаса и слёз глаза, в которых не было ничего, кроме тоскливой обречённости. В этот момент Фератейн заиграл.
Негромкая долгая нота заполнила каюту, вместе с ней пришла волна покоя. Пальцы Фератейна едва заметно переместились по грифу, а смычок скользнул чуть ниже. Нота сменилась мелодией, эфемерной, переливчатой, похожей на осколки прозрачного стекла, тонущие в воде. Их почти не видно, их можно уловить только по отблескам света, они погружаются всё глубже, унося всё прочь…
Импульс был очень чётко направлен на плотника, но расходился, как круги по воде; его отзвуки было легко уловить, просто стоя рядом. Мелодия почти неравномерно меняла темп: то становилась очень простой, то усложнялась до такой степени, что звучала в контрапункте с самой собой, иногда звук врезался в разум, минуя уши. В ней звучало забвение, спокойствие, безмятежность - и почему-то тонкая тоска. Сила пульсировала в музыке, музыка пульсировала в душах.
Плечи плотника расслабились, он начал обмякать на стуле. Слёзы в его глазах высохли, в них стало появляться отсутствующее выражение, почти что тихое счастье. Он провёл ладонями по лицу, но жест был неуверенным и сонным.
Мелодия лилась сквозь каюту, дополненная эмоциями, словно гипнотизирующий призматический калейдоскоп. Потом резко прервалась, когда смычок опять поднялся над струнами. Но казалось, она продолжает звучать уже в головах тех, кто находится в каюте, не так отчётливо, но обволакивая мысли и восприятие. Фератейн потянулся рукой, всё ещё сжимающей смычок, к плотнику и несильно толкнул пальцами в лоб. Тот откинулся назад на стуле и закрыл глаза с тихой блаженной улыбкой.
– Я мог перестараться, – негромко сообщил Фератейн, отпуская скрипку, – возможно, что он забыл большую часть дня.
– Да насрать… – с оттенком тоскливого восхищения прокомментировал Алдер, на секунду ставший кем-то совсем другим.
Не пиратом. Не бывшим офицером тезейского флота. Не солдатом. На секунду он стал настоящим собой. Рей прочистил горло и, резко взяв себя в руки, оттолкнулся от книжного стеллажа, к которому привалился, пока лилась эта магическая мелодия. Капитан-лейтенант Рейстен Алдерли успел побывать во многих филармониях, послушать игру общепризнанных мастеров самых разных музыкальных инструментов. Но подобное… нечто подобное он слышал впервые. Вполне могло статься, что плотник “Тезейской Нимфы” ненадолго стал самым везучим счастливцем во всём чёртовом мире. Он выжил. Не попал на стол. А ещё эта мелодия звучала только для него.
Рей выждал некоторое время, после чего коснулся пальцами яремной вены у человека на шее. Пульс был небыстрый, ровный, отражающий состояние полной гармонии и покоя.
– Проснись, неженка.
Алдер сопроводил свои слова несильным, но звонким шлепком ладонью по его щеке.
– Капитан! - парень с трудом сфокусировал на пирате свой осоловевший взгляд и расплылся в широченной, как будто пьяной улыбке. - Мне было так страшно! Я так счастлив, что вы не подняли красный флаг!.. Это значит, что вы нас отпустите?..
Фератейн осторожно уложил скрипку на место, закрепил смычок и опять щёлкнул замками крышки. Он посмотрел на капитана с вопросом в глазах:
– Так что? Их ты действительно отпустишь?
Алдер не ответил. Лишь кривовато усмехнулся. Буквально намотав на кулак ворот грязной, пропотевшей рубахи, он поднял плотника со стула. А затем поволок его, с глуповатой ухмылкой плетущегося на подкашивающихся ногах, к выходу из каюты. Лишь когда он приоткрыл дверь, Рей обернулся к сородичу и усмехнулся.
– Добро пожаловать на борт “Возмездия Баронессы”. Приятного путешествия, мистер ван дер Хайде.
Дверь закрылась. А Фератейн остался в одиночестве. Наедине со своей скрипкой, картой с множеством пометок на столе, в изолированной под солнцем деревянной клетке посреди бескрайнего моря.

Фератейн закрыл за собой дверь и прижался к ней спиной, точно уверенный, что никто не последует за ним. Он закрыл глаза и опустил голову, наконец позволяя себе сбросить ментальное напряжение, пусть всего на несколько процентов.
О, этот риск того стоил, по крайней мере он уверен, что по-настоящему разозлил Алдера. Это же было неплохим тестом, выявляющим яркие черты его характера. Он не собирался отрубить ему голову, Тейн считал это в его разуме очень точно. Алдеру было интересно, он не желал терять новую игрушку. Или нового союзника. Он сам ещё не определился. Фератейн не собирался давать ему расслабляться.
Видят боги, если они есть, было несколько моментов, когда Фератейн был рад, что на корабле нет никого, кроме него, способного ощущать эмоции. Он действительно пару раз испытал уколы страха. Но скорее бы умер, чем выдал это.
Снаружи доносились голоса, довольные выкрики, эмоции радости, восторга и довольства добычей, а также тем, что все живы и могут сейчас и здесь шуметь, хлопать друг друга по спинам и тащить в трюм рулоны дорогой ткани и ящики с сахаром.
Но в каюте царила тишина. Только тикали и мерно размахивали маятником часы возле стены, заключённые в дорогой резной футляр, а ещё иногда негромко поскрипывала покачивающаяся под ногами палуба.
Фератейн наградил часы недобрым взглядом.
тик-ток-тик-ток.
– …слышь, грят на ужин чёто с сахаром будет!
– Опять Билли запузырится…
Ох уж эти простые работящие матросы… Не они интересовали Фератейна. Он пытался вслушаться и в слова, и в эмоции, от которых был отделён деревянной дверью.
Тик-Ток-Тик-Ток.
– Джентльмены!
Этот голос Фератейн уже знал.
– Поздравляю с прибылью! Ещё одна тезейская посудина пошла на дно!
Матросы, до сих пор занятые делом, стали собираться возле кормового мостика, чтобы послушать речь капитана. Обычно он не расщедривался на подобное. Фератейн мог наблюдать их силуэты сквозь крохотные, мутные от морской соли оконца на двери.
– “Тезейская Нимфа” останется в памяти только как пример, почему не стоит лишний раз чинить корабль, который отправляется в своё последнее плавание.
По палубе прокатились хохотки.
– Но есть кое-что поинтереснее пяти ящиков с серебром, которые Рет и Клайд нашли запрятанными среди железных слитков в трюме, - продолжил капитан. – Среди взятых нами пленников оказался один из величайших умов современности – сам Матиас Рейтер!
Фератейн едва слышно выругался себе под нос.
– Матиасвр… что?
– Кто это, бл?..
ТИК-ТОК-ТИК-ТОК.
– Хрен знает…
Вампир беззвучно подошёл к часам и придержал пальцем маятник, заставляя те остановиться, чтобы не упускать ни единого слова. К тому же они его просто раздражали.
– … не знаете? Я вам расскажу. Это человек, который, сидя на мягких подушках в своём тёплом кабинете, днями напролёт пишет истории о таких как мы. О тех, кто не платит пошлин и не кланяется капитанам, у которых руки чистые, а душа – трусливая. О тех, кто не гнётся под чужие законы, а живёт, как хочет. О свободных моряках, которые не спрашивают разрешения, когда берут своё, и кому не нужен флаг, кроме чёрного, и закон, кроме своего!
Собравшиеся вокруг капитанского мостика несколько десятков человек издали протяжный и синхронный возглас одобрения.
– О тех, кто выбрал ветер, море и свободу. О нас - морских разбойниках, авантюристах, пьяницах, убийцах! Как мило, правда?..
Фератейн выругался второй раз. Сквозь деревянные стены звуки доносились приглушённо, но он был уверен, что эта речь, несмотря на воодушевляющий развязный пафос, как раз подходящий для воздействия на простых людей, не в последнюю очередь предназначается не для команды, а для него самого. Алдер всё же явил свой характер, выплёскивая злость оригинальным способом. Среди матросов снова прокатилась эмоциональная волна. Кому-то стало весело, кто-то испытал недобрый скепсис, иные вовсе обозлились на несправедливость мира, в котором одним было достаточно всего-то в правильных местах пачкать бумагу, в то время как другие батрачили днями и ночами. Но не это заботило их капитана.
– … Только вот на берегу, где его ценят за каждое касание пером бумаги, за него заплатят очень дорого. Столько, что вы ещё полгода сможете пить ром, не разбавляя его дождевой водой! Так что, ребята, следите, чтобы с нашим дорогим во всех смыслах писателем ничего не произошло. Это наш гость, который находится здесь добровольно. А в обмен на наше с вами гостеприимство он изъявил желание внести в свои летописи истории каждого из нас.
Среди пиратов начал подниматься тихий гомон.
– А… терь понятно, почему он в капитанской-то каюте…
– Ага, вот бы и мне уметь писать…
– Отныне, - произнёс Алдер ещё немного громче, перебивая шум, – я хочу, чтобы те из вас, кто обучен грамоте, записывали всё, что каждый делал на борту. Кто во сколько проснулся утром, кто сколько раз плюнул через рейлинг, кто сколько дельфинов насчитал. Если испытываете недомогание - пусть это кто-нибудь запишет. Особенно если у вас кружится голова и если вы не пили ром, но при этом не можете вспомнить, что делали пятнадцать минут назад…
– А если Майк посрал и горшок не вынес – тоже пусть кто-нибудь запишет?
– Эй…
Алдер улыбнулся.
– Если в тебе проснулась тяга к наблюдениям – можешь записать.
– Дык я не умею…
– Я умею.
– И я.
– Я тоже!
– Значит, мы войдём в историю, джентльмены! Бумагу и уголь перед ужином в кубрике выдаст квартирмейстер, - резюмировал капитан Алдер. - А теперь не стойте тут, как дохлая рыба. За работу!
За стенами капитанской каюты вновь воцарилась суета, в этот раз более деловитая. Видимо, речь послужила чем-то вроде точки в налёте, и теперь можно было переходить ко всем последующим этапам - распределению грузов и пленных по трюму, зализыванию полученных ран, чистке пушек и всей прочей пиратской рутине. Но капитанская каюта стала фокусом изоляции.
Фератейн ощущал волны любопытства и взгляды, направленные в зашторенные окна, пытающиеся увидеть хоть что-то внутри, но никто не собирался перечить капитану и не имел мрачных замыслов. Что бы там ни говорил сам Алдер - никто и помыслить не мог об иной власти на корабле.
А он отправил самому Фератейну вполне однозначный посыл. И показал высокий уровень аналитического мышления. Действительно, воздействие на разум может оставлять следы в кратковременной и даже долговременной памяти. Главное, чтобы теперь едва грамотные пираты не стали расходиться в показаниях просто по глупости своей. Фератейн широко улыбнулся, показывая острые клыки непроницаемому для солнца и воды потолку каюты. Ситуация из обычного пленения превращалась в шахматы, что не делало её менее опасной, но определённо более интересной. Теперь оставалось дождаться следующего хода любой из сторон, учитывая неопределённые переменные в лице команды и оборотня-старпома. Это было опасно, непредсказумо и очень рискованно. Поэтому Фератейн поступил именно так, как было логично в этой ситуации - он пошёл немного поспать.

И он действительно умудрился заснуть, пусть и чутким сном хищника, находящегося среди врагов. Это позволило дать всем мыслям улечься, мышцам отдохнуть, а мозгу начать воспринимать всё произошедшее как данность, а не потрясение от неожиданности.
Но сразу после заката дверь опять открылась. Фератейн резко сел на жёсткой, узкой, но на удивление чистой койке, принадлежавшей капитану Алдеру, и резко повернулся к двери. Но это оказался врач с “Нимфы”, испуганный пожилой и уже немного лысеющий человек. На его лице был написан страх, сменившийся тревожным облегчением, когда он понял, что в каюте нет никого, кроме Фератейна.
– Д-добрый вечер, господин Рейтер.
– Рад видеть, что вы целы, доктор Штайнер, – откликнулся вампир.
Доктор прошёл внутрь окончательно, сжимая свой кожаный саквояж перед собой, как средство защиты.
– Капитан отправил меня к-к вам, сказав, что вы нуждаетесь в моих услугах. Он сообщил, ч-что у вас проблемы с челюстью. Я заметил, что ваше л-лицо было в крови во время н-налёта. Позволите посмотреть?
Фератейн склонил голову набок и слегка прищурился. Это был явный посыл и ужин со стороны Алдера. И он не солгал об обслуживании высшего класса. Доктор Штайнер был самым тихим и интеллигентным членом команды, заикался, у него была жена на берегу, весьма ветреная особа, принёсшая ему шестерых детей, не все из которых были от него. Но тихий доктор не возражал и любил их всех. Будет даже жаль, если он погибнет здесь. Но море действительно беспощадно, не в последнюю очередь своими обитателями.
Фератейн поднялся на ноги и выпрямился. Он потянулся к разуму врача, словно обхватывая его пальцами и ища нужные рычажки. Такие нашлись быстро. Импульс пролетел через каюту, как птица.
– Замрите.
Доктор остановился, глядя в пустоту отсутствующим взглядом. Фератейн не ослабил захват, но медленно прошёлся вдоль каюты, прислушиваясь к происходящему за её стенками. Но там не было никого. Капитан Алдер находился где-то в кубрике, остальные были при деле, как и на любом судне. Издалека доносились отзвуки грозы, а палубу качало чуть сильнее, но до размаха шторма это не доходило. Никто не интересовался происходящим здесь и сейчас.
Почему-то тот факт, что дверь даже не была заперта, казался Фератейну немного оскорбительным, но ему было действительно некуда идти.
Вампир опять повернулся к стоящему посреди каюты с безмятежным пустым видом доктору, который только изредка мигал и покачивался, потому что его тело рефлекторно удерживало равновесие.
– Что именно вам сказал капитан Алдер?
Доктор не повернулся к Фератейну. Но медленно, сонно ответил:
– Что вам нужно осмотреть челюсть, которую вам могли повредить во время налёта.
– А до этого? Он сказал, что ждёт остатки команды “Нимфы”?
– Выкуп. Все находятся в трюме. Состояние их здоровья удовлетворительное.
– Выкуп значит…
– Да, он сказал, что нам ничего не грозит при мудром поведении властей и наших семей.
Доктор говорил монотонно, медленно, но полностью перестал заикаться.
Фератейн опять отвернулся от него, спружинил ногами при особо сильном покачивании палубы, но мысли его уже были далеко.
Капитан Алдер мог лгать, хотя в нём не ощущалось вопиющей двуличности, которая накладывала определённый отпечаток на каждую высказываемую мысль. Обычно лжецы или быстро путались в показаниях, или накладывали на каждую фразу внутреннюю проверку на совпадение с реальными и придуманными фактами. Алдер напротив часто высказывал истину, пусть даже предельно хамски. Он действовал стремительно, не привык к неподчинению и в целом был… очень сильно человеком, даже несмотря на свою истинную природу. Он всё ещё был молод - по крайней мере с позиции существа, которому уже два века. Возможно, это и порождало все внутренние конфликты. Возможно, он даже обращён был не по своей воле.
Фератейна это не интересовало, он желал только поскорее покинуть это судно максимально выгодным и безопасным для себя способом. Он опять повернулся к доктору и едва заметно улыбнулся.
– Вы должны были осмотреть мою челюсть, верно? Наклоните голову вправо, так будет удобнее…

Как оказалось, путешествовать на пиратском корабле так же скучно, как и на торговом. День проходил за днём, Фератейна действительно никто не трогал. Несколько раз заходил капитан Алдер, но больше острых пикировок не возникало, только мелкие дежурные вопросы. Пару раз он слышал шебуршание и тихие голоса за окнами, когда матросы пытались с любопытством заглянуть внутрь, но шторки были достаточно плотными. Каждый вечер приходил доктор, хотя в этом даже не было нужды. Но Фератейн у него узнавал хотя бы отзвуки новостей о происходящем на корабле. Однако ничего особенного на глазах у членов экипажа “Нимфы” не происходило, либо им не давали это увидеть. Рутинная суета, простая, но вполне достойная пища, отсутствие слишком грубых оскорблений - это было даже странно. Интересно, это норма для команды “Баронессы” или представление специально для Фератейна? Капитан “Я-совсем-не-кровожадный-монстр-и-не-тиран” был способен на подобное.
Фератейну было скучно. На третий день пребывания он занялся беспардонным изучением содержимого каюты. Она была довольно маленькой, примерно пять на пять метров. Из мебели имелся письменный стол, закреплённый в центре, кресло перед ним, пара шкафов с дверцами, препятствующих выпадению предметов во время качки, несколько сундуков разного размера, всё та же узкая койка, ставшая предметом некоторой ненависти Фератейна, несколько стульев и декоративный глобус.
Фератейн сумел открыть один из шкафов и обнаружил внутри книги, среди которых были не только ожидаемые тома по навигации, но и труды по естествознанию, алхимии, истории, тактике, даже несколько художественных и философских романов.
В сундуках обнаружилась одежда, отнюдь не вся новая, но чистая. Учитывая, что все вещи Фератейна достались морским обитателям вместе с “Нимфой”, он счёл себя вправе воспользоваться ею.
В столе в основном были сложенные карты, разные заметки, старые перья, непонятные и причудливые инструменты для морской навигации или, возможно, интимных услуг, оказываемых русалкам, монеты разной ценности и принадлежности, а также прочий маловажный хлам, не говорящий ничего особенного о капитане Алдере. Интересное обнаружилось в глобусе. Фератейн скучающе крутил его на основании, даже не глядя на извивы материков и островов, изображённые на нём, и потому ощутил, что движение несколько неравномерно. Краткий осмотр выявил стык, почти невидимый, если не знать, что искать. При правильном угле давления Тезея отстёгивалась, а под нею в небольшой нише были спрятаны старые бумаги, которые Фератейн читать не стал, и небольшая коробочка, сделанная из какого-то дорогого сорта дерева. Внутри неё скрывался простой рабочий компас. Но куда интереснее была пластина из настоящего золота с тиснением, которая скрывалась под крышкой. Рукой умелого ювелира на ней был мастерски выведен тезейский герб и ветвящиеся листья какого-то растения. Они обрамляли выполненный в мельчайших деталях парусник, снабжённый пушками, похожий на военный фрегат. А внизу виднелись витиеватые инициалы обладателя вещицы: “Р.А.”. Фератейн внимательно изучил компас, а потом осторожно сложил всё на место и закрыл Тезею обратно, так, что она опять слилась с поверхностью глобуса.
Именно эта находка была по-настоящему интересной. Такие вещицы дарили в качестве награды. Если капитан Алдер и стащил его у кого-то из офицеров тезейского флота, то должен был перепродать, либо точно не прятать. К тому же полное совпадение инициалов тоже давало подсказку. Даже если Рей Алдер не настоящее имя капитана, возможно, оно принадлежало кому-то другому, как и этот компас. Но от компаса даже на особом уровне восприятия исходило именно ощущение Алдера, эта вещь была его, а всё это - фрагмент какой-то нерассказанной истории. Фератейн взял это на заметку и продолжил изучение каюты.
Ровно до тех пор, пока не нашёл в одном из сундуков открытый ящик с великолепным выдержанным лиаванским коньяком.

Зрелище, тем не менее, отличалось от ожидаемого. Фератейн не сосредоточенно стоял посреди каюты, не транслировал волны влияния, даже не выглядел собранным и опасным. Он сидел, развалившись, в кресле за столом капитана, и закинув на этот самый стол босые ноги. Камзол валялся на кровати, а белая, некогда опрятная рубашка, была частично расстёгнута, частично выправлена из штанов и с закатанными рукавами. Фератейн открыл глаза и поднял голову от скрипки, оставляя её на плече. Смычком он не очень уверенно помахал капитану Алдеру и широко улыбнулся.
– Ну надо же, кто-то наконец решил составить мне компанию?.. Я начинаю дуреть от изо… – пауза, в ходе которой вампир подавил зевок или икоту, – изоляции.
Алдер хмуро на него смотрел, не убирая саблю. Вторая его рука легла на один из пистолетов. Но предосторожность, кажется, была излишней. Мало того, что в каюте стоял запах коньяка – этот запах был таким, что легко мог стать ещё одним членом экипажа. Капитан чуть сильнее подтолкнул дверь в каюту, и из-за неё с пустым звоном выкатилась бутылка дорогого выдержанного алкоголя, припасённая пиратом на случай взятки, настроения или особо важного гостя. Одна из.
Потому что “особо важный гость”, похоже, приглашения решил не дожидаться. Он опустошил, по меньшей мере, две бутылки. И ещё четыре были открыты – но вампир к ним едва притронулся. Сибарит. Верхняя губа капитана непроизвольно дёрнулась, будто он желал продемонстрировать клыки. Но вошёл Алдер спокойно, пусть его и окружала аура желания немедленно ввязаться в драку.
– Это был дорогой и редкий алкоголь, – сказал он, останавливаясь напротив Фератейна, и указал на него остриём сабли. – Войдёт в стоимость твоего выкупа.
В глазах Фератейна сквозь заметную пьяную поволоку мелькнули искры вполне сознательного веселья, почти каверзы. Он отложил смычок, взял со стола одну из бутылок, глотнул из неё, поморщился, а потом перебросил её капитану.
– Тогда за мой счёт!