Прибыв в Турме впервые, Джослин была изумлена этим местом. Его в большей степени гротескная архитектура, изобилующая диковинной лепниной, сильно контрастировала с привычным обликом родного ей Дюссельфолда. Внешний вид города неожиданно сочетал в себе изящные кованые ограды и дерзкие шпили, цветные витражи соборов и полукруглые арки с куполами, поддерживаемыми колоннами, указывающие на то, что к созданию его нынешнего облика прикладывал руки и эросианские мастера.

На зданиях в центре города особенно часто встречались каменные горгульи. В поздние часы, когда свет луны касался их лиц, создавалось впечатление, что они молчаливо наблюдают за тем, что творится на улицах и в маленьких подворотнях Турма, окутанных густыми тенями. Проходя каждый раз по узкой мощеной дорожке от дома судьи к дому, где они жили с братом, Джослин никак не могла избавиться от ощущения, что эти каменные стражи следят и за ней. Этот вечер не стал исключением.

Джослин не планировала задерживаться в доме судьи допоздна. Обычно её уроки музыки с его дочерью начинались в шесть часов вечера, а заканчивались уже к восьми, однако этот день стал исключением. Мать девочки попросила Джослин задержаться еще немного, так как вскоре должен был состояться торжественный прием, на котором у неё могла появиться возможность продемонстрировать свои способности. Кроме того, она предложила за дополнительные часы довольно хороший гонорар. Глупо было бы лишать себя дополнительного заработка.

Безусловно, Джослин сразу же согласилась. Девочка, а звали её Генриетта, определенно имела музыкальный талант, и заниматься с ней было сплошное удовольствие. Кроме того, она была скромна, прилежна и весьма приятна в общении. Правда, внешность у неё была самая обычная. Можно даже сказать, заурядная.

Джослин покинула дом судьи в хорошем расположении духа. Она получила настоящее удовольствие от общения с Генриеттой и её родителями, хотя и ощущала по окончанию дня легкую усталость. Усталость эта, однако, была приятной. Ей нравилось приносить пользу обществу, и сейчас она чувствовала, что помогала девочке.

В воздухе витал запах сырости, смешивавшийся с другими запахами улицы. Посмотрев на вечернее небо, подернутое плотными тучами, Джослин накинула на голову капюшон своего плаща-накидки и двинулась в сторону дома.

Всего в паре кварталов от дома судьи буквально пару часов назад проходила незаконная демонстрация. Люди собирались на улице и требовали отменить новый закон об образовании, выкрикивали лозунги, которые порочили имя министра и его прихвостней, а также самого короля. Демонстрантов довольно быстро повязала турмская полиция. Те, кому удалось избежать задержания, предпочли остаться в этот час дома. Город словно замер. Лишь полицейские продолжали нести свою службу.

Джослин относилась к демонстрантам примерно также, как и к «эссексеским» бандам, из-за которых их семье пришлось срочно покидать Дюссельфолд. Она надеялась, что тезейскому королю и турмскому правительству удастся обуздать неспокойные настроения в народе, и Тезею не ожидает тоже будущее, что и её родной Дюссельфолд.

Впрочем, по дороге к дому Джослин мало тревожила судьба демонстрантов и королевства.  Она чувствовала себя не слишком комфортно, когда шла по пустой улочке в гордом одиночестве. Все-таки Турм нельзя было назвать спокойным городом. Кроме того, ей было доподлинно известно, что люди на его улицах частенько пропадают, а их тела по прошествии времени нередко находят где-нибудь на окраинах, в сточных канавах или у проезжих дорог.

Услышав шаги позади, а слух у неё был музыкальный и довольно хороший, Джослин немного занервничала. В небольшом кармане накидке, вшитом с внутренней стороны, она предусмотрительно прятала маленький кинжал, и лишь осознание того, что у неё под рукой всегда есть оружие, внушало иллюзорное ощущение безопасности.

Джослин ловко управлялась с холодным оружием, впрочем, как и с огнестрельным. Она лишь с виду казалась хрупкой и совершенно беззащитной. На деле же она всегда оставалась дочерью охотника, который вырастил её.

Ей было хорошо известно о представителях магического сообщества, среди которых были не только светлые существа, но и темные. Она предусмотрительно носила на теле звезду эвелона, которая была спрятана под одеждой, и исправно, как и её брат, пила по утрам чай с лепестками ангелики. Одним словом, Джослин была хорошо образована и по части защиты не только от обычных людей, но и существ со сверхъестественными способностями. Разве что она не носила с собой мешочка с солью на случай встречи с призраками.

Когда незнакомец, которым оказался высокий мужчина, поравнялся с ней, Джослин украдкой посмотрела в его сторону. В тусклом свете фонарей было сложно рассмотреть его лицо, но она обратила внимание на то, что он был молод.

-Благодарю за заботу, но почему вы решили, что я не способна сама принести кому-нибудь неприятности в этом городе? – с еле заметной усмешкой спросила Джослин. У нее всегда был острый язык, и она находила защиту от любых страхов в иронии над собой и хорошем чувстве юмора. – Право слово, мой брат бы непременно сказал сейчас, услышь он вас, что я и есть воплощение беды в женском обличии, – закончила она, небрежно поправляя капюшон.

В полумраке переулка лицо Джослин было скрыто, но в голосе звучала твердость, в которой её новый знакомый мог все же различить нотки едва уловимого страха. Она храбрилась, но чувствовала себя все же не слишком уверенно.

Отредактировано Джослин Батлер (11.03.2025 04:46)

Приятный и успокаивающий тон голоса нового знакомого странным образом заставил страх Джослин отступить, уступая место интересу. В то же самое время она ощущала легкий диссонанс от того, что присутствие этого человека не вызывало у неё должного ужаса в темном переулке Турма, особенно учитывая время суток и недавние события.

Она украдкой снова посмотрела на него, словно пытаясь оценить насколько он может быть опасен, а затем перевела взгляд в ту сторону, откуда раздался звук хлопушки. Городские улицы еще не были достаточно безлюдны, чтобы их голоса отражались эхом в темных переулках, что, вероятно, и порождало обманчивое чувство защищенности. Казалось, что любой случайный прохожий отреагирует на ее зов о помощи, если вдруг незнакомец окажется прохиндеем, покусившимся на честь невинной девушки или кем-то похуже.

Впрочем, Джослин и сама была не из робкого десятка. Она была вполне способна защитить себя в случае необходимости, хотя, безусловно, по большей части все же преувеличивала свои способности к самозащите. Всё же, в отличие от брата, ей чаще приходилось иметь дело не с оружием, а с музыкальными инструментами, к которым она испытывала особое влечение.

Музыка помогала Джослин переживать самые сложные моменты в жизни. В музыке она находила утешение, которое не пыталась найти в окружающих, словно бы не рассчитывала даже на то, что кто-то однажды сможет её по-настоящему понять. Она не просто играла, а по-настоящему проживала каждый извлеченный из инструмента звук.

Музыка была её личным убежищем, местом, где можно было быть собой, не притворяясь и не опасаясь осуждения. Только в тишине комнаты, наполненной лишь звуками рояля, она могла излить свою тоску, свою радость, свою надежду.

Шумные улицы Турма не могли сравниться по звучанию с роялем или другими музыкальными инструментами, но даже этот хаос иногда преобразовывался в её сознании в удивительные мелодии: капель дождя по крышам, крики людей, кошачьи бои, грохот падающей на тротуар крышки мусорного бака, когда кто-то нечаянно задел ведро, преобразовывались из какофонии звуков в необычный мотив.

– Теодор Уинслоу? – совершенно не скрывая иронии в голосе, повторила Джослин, легонько засмеявшись. Она не просила его этим вопросом подтвердить свою личность лишний раз, а скорее дала понять, что не поверила ему.

Да и кто бы поверил? В Тезее она была лишь учительницей музыки, пусть и хорошо себя зарекомендовавшей в узком кругу, а не известной дивой турмского театра, поэтому не могла рассчитывать на знакомство с человеком, который заработал себе громкое имя в столице. Конечно же, Джослин решила, что её новый знакомый просто потешается. Пожалуй, поверить в то, что он был человеком, за которого себя выдавал, ей было бы сложнее, чем в то, что он являлся вампиром.

– Ну а я тогда Дита Айдингер собственной персоной, – продолжила Джослин, шутливо назвав себя именем известной оперной певицы Турма, с которой по слухам крутил роман то ли какой-то граф, то ли аж целый герцог. – Спела бы вам, но боюсь, что не перекричу тех господ.

Уже несколько минут за ними следили подвыпившие юнцы из окрестного бара. Они заключили глупое пари на большие деньги: кто-то должен был соблазнить первую попавшуюся женщину. И этой женщиной, к несчастью, оказалась Джослин.

Тот, что заключил пари, все же решил подойти к ним и привалившись на столб одной рукой, снял с головы головной убор, продемонстрировав свое почтение и привлекая её внимание. Он поинтересовался, куда они направляются и не хотела бы леди, чтобы компанию ей составил кто-то другой.

Джослин сообщила, что её устраивает компания и пошла дальше, но молодой человек неожиданно догнал их и схватил её за предплечье, развернув к себе лицом. Его друзья все это время наблюдавшие со стороны решили подойти поближе.

Отредактировано Джослин Батлер (26.03.2025 01:34)